Александр Соколов - Мифы об эволюции человека

…

Сравнение не оставляет сомнений в том, что и «штейнхеймовские» черепа, и черепа из Монте-Чирчео – это тоже останки каннибальских трапез, и что древний человек знал толк во вкусовых качествах полушарий{244}.

Увы, А. Невзоров, помимо того, что почему-то называет неандертальцев из Монте-Чирчео Homo erectus, пользуется сильно устаревшими данными. Повреждения на черепе из Монте-Чирчео, найденном в 1939 г. А. Бланком, многими специалистами – и прежде всего самим автором находки – интерпретировались как следы каннибальского пира. (Впрочем, согласно Бланку, каннибализм в данном случае носил ритуальный характер, являясь частью «культа поклонения черепам».)

Однако дальнейшее исследование черепа из Монте-Чирчео показало, что отметины на нем, которые Бланк принял за следы орудий, на самом деле оставлены зубами животных-падальщиков. Так что мрачный людоедский ритуал – плод воображения ученого{245}.

Схожая участь постигла и многие другие доисторические останки, которые считались несомненным доказательством людоедства. Например, в отношении костей синантропов в Чжоукоудяне версия каннибализма если и не отброшена вовсе, то подвергнута сильным сомнениям (см. миф № 22).

Да, есть и находки почти бесспорно каннибальского происхождения – но их на удивление мало. Среди сотен известных стоянок древних гоминид – один доказанный случай для гейдельбергского человека в Гран Долине (Атапуэрка) и несколько для неандертальцев. Вот и все.

Пещера Гран Долина находится на севере Испании. Хотя памятник открыт в конце XIX в., только в 1994 г. здесь откопали человеческие останки – пять-шесть особей, вместе с примитивными орудиями и костями животных. В 2013 г. методами урановых серий и термолюминесценции возраст слоев с гоминидами определили в 936 000 лет (вот так сейчас датируют, с точностью до тысячи лет!). По находкам был даже описан новый вид – Homo antecessor, хотя чаще их относят к раннему гейдельбергскому человеку. Вероятно, это прямые предки неандертальцев.

Важно, что и на костях животных, и на костях людей есть характерные надрезы в местах прикрепления мышц – типичный почерк древнего мясника, отделяющего мясо от костей. При этом отметин от зубов животных на останках мало. Падальщикам ничего не досталось… Показательно и то, как обошлись с человеческими скелетами, – они свалены вперемешку с костями животных, как обычные пищевые отбросы.

Однако повторю, что такие примеры можно пересчитать по пальцам одной руки. В итоге вряд ли сегодня какой-либо серьезный ученый возьмется утверждать, что древние люди отличались особым пристрастием к поеданию ближних своих (хотя изредка, с голодухи, подобное могло происходить).

Остается добавить, что каннибализм вовсе не обязательно связан с насильственной смертью. Посмертное поедание тела сородича – ритуал, встречающийся среди современных традиционных народов, например среди некоторых племен Новой Гвинеи и Южной Америки.

Эта глава была бы неполной без хотя бы краткого рассказа о каннибализме у наших ближайших родственников.

Когда Джейн Гудолл в конце 1960‑х гг. впервые описала случаи каннибализма у шимпанзе, научное сообщество было шокировано: ведь ближайших родичей человека представляли «ласковыми, миролюбивыми животными».

«По мере того как с годами накапливалось все больше данных о поведении шимпанзе в Гомбе и других местах, этот миф постепенно рассеивался», – сообщает сама Гудолл в книге «Шимпанзе в природе: поведение»{246}. Она описывает жуткую ситуацию, сложившуюся в группе обезьян: самка Пэшн и ее дочка Пом научились отбирать новорожденных детенышей у других самок и поедать их… Гудолл непосредственно наблюдала как минимум три подобных эпизода, окончившихся гибелью малышей; в нескольких других случаях детеныши просто исчезали – вероятно, по той же причине. Усилиями каннибальской парочки сообщество шимпанзе было фактически поставлено на грань вымирания.

«Когда Мелисса приблизилась к убийцам, поедавшим ее детеныша, Пэшн протянула руку и обняла ее, – такую зловещую деталь приводит Гудолл и бесстрастно заключает: в свете явного хищнического поведения шимпанзе не следует удивляться, что они, как и люди (выделено мной. – Авт.), иногда едят мясо представителей своего собственного вида».

В последней цитате Гудолл сравнивает шимпанзе-каннибалов с людьми. С древними? Нет, с современными. Ведь почти все, что мы знаем о каннибализме у людей, относится к исторической эпохе…

В мифологии традиционных обществ нет четкого деления на учение о том, как устроен мир, кто был прародителем племени, как воспитывать детей, как охотиться, как вести себя по отношению к соседям и как поступать с покойниками. В одном сказании переплетается и история сотворения человека, и напутствие молодым. Вот пример такого рода:

Великая Мать вырвала у себя росший на лобке волос, смочила его менструальной кровью, подула и сделала первого человека. Сначала человек получился без костей, потом он не имел плоти, потом лишен был силы. Лишь четвертая попытка удалась, и человек стал таким, как сейчас. […] Великая Мать же сказала:

Не стоит бояться, тебя я всегда спасу! Если спросят тебя, где все это случилось – отвечай, что под нашим небом. Если спросят, зачем раздавались песни – отвечай: для того, чтобы братья наши владели доброй землей. Если спросят, для чего это было – отвечай: чтобы мы жили по-братски и любой занимался тем, чем он хочет.

Для нас, людей XXI в., вроде бы очевидно, что минувшим эпохам учат на уроках истории, законам наследования – на биологии, а таинству брака и правилам поведения за столом – на совсем другом скучном предмете, название которого трудно выговорить. Это ведь разные дисциплины. Но стоит зазеваться – и в наших головах между наукой, моралью и религией происходит сильнейшая диффузия. Руководствоваться геологией в этических вопросах? Что за нелепость! А антропологией, выходит, можно?..

«Если учить детей в школе, что человек произошел от каких-то грязных хвостатых тварей, – ужасается оппонент, – моральные последствия для общества могут быть чудовищными!»

Так каковы они, эти «моральные последствия» для общества? У вас действительно есть статистика, согласно которой среди дарвинистов больше преступников или, скажем, больший процент разводов, чем «в среднем по больнице»? Что ж, цифры на стол.

Вас пугает предок-обезьяна? Кто-то остроумно заметил, что в гораздо более близкой перспективе все мы происходим от зиготы, то есть от одной-единственной клетки – и это факт, с которым вряд ли будет спорить самый ярый антиэволюционист. Каковы моральные последствия? Что позволено зиготе? Делиться и дробиться?..

По-вашему, я довожу до абсурда? Но логика данного мифа абсурдна сама по себе, ибо она отказывает мне в способности самостоятельно мыслить. Мои далекие пращуры не были людьми, но я-то – человек!.. Вероятно, стремление докопаться до своих корней – это одно из уникальных человеческих качеств. И в решении этого вопроса стоит исходить из иных соображений, нежели дань традициям, страх, самолюбие, симпатии-антипатии или личная выгода.

Я, человек, стою на одной из ступеней бесконечной лестницы и чувствую на своей спине пронзительные взгляды предков. Сначала косматые, а потом гладкокожие, сначала четвероногие, а потом двуногие, они боролись, созидали, ошибались, в конце концов обращались в прах и все же умудрялись двигаться вверх, чтобы спустя века я, Человек-Потомок-Обезьяны, мог в тиши своей комнаты стучать по клавишам компьютера и писать эту книгу… А куда движемся мы? Достоин ли я своих предков? Я почти разменял четвертый десяток (возраст, недостижимый для питекантропа), а книга еще не закончена…

Мы подходим к финалу. В процессе работы над книгой поначалу мне казалось, что получится тоненькая брошюрка. В итоге текст пришлось безжалостно резать, а серия отличных мифов осталась «за бортом». Что ж, продолжение следует.